Последний год власти начали проявлять повышенное внимание к маркетплейсам: на складах и в офисах владельцев площадок регулярно проходили проверки правоохранительных органов, появилось несколько версий законопроектов, регулирующих онлайн-торговлю, а инфраструктурный партнер — «Почта России» — с весны с переменным успехом лоббирует введение платежа в размере от 0,5% оборота маркетплейсов с годовой выручкой более 1 млрд руб.
В конце прошлого года пять крупнейших маркетплейсов — Wildberries, Ozon, Avito, «Яндекс» и «СберМаркет» — создали Ассоциацию цифровых платформ, ее председателем наблюдательного совета стал Андрей Шаронов. В беседе с РБК он рассуждает, кто и как должен регулировать торговые площадки и о причинах внимания властей к ним.
Несколько источников РБК рассказывали, что изменения правил игры для маркетплейсов лоббируют в том числе представители традиционной розницы. Их аргумент — «выравнять правила игры для всех участников торгового рынка», поскольку «классические» магазины регулируются уже долгие годы законом «О торговле», а торговые онлайн-площадки «фактически вне правового поля».
— Я осторожно отношусь к конспирологическим теориям. У меня нет никакой информации, чтобы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу. Но, например, «Магнит» в прошлом году купил агрегатора KazanExpress, то есть традиционный ретейл тоже идет в онлайн-торговлю, поэтому нельзя сказать, что он категорически за запрет. В целом онлайн отъедает у офлайна часть рынка. Это заметная угроза. Наверное, решение офлайн-ретейлеров выходить в онлайн — это следствие того, как этот сегмент растет. Но смысл законодательного акта, как помню еще из студенческих времен, в том, чтобы закреплять общественные отношения, которые сложились к этому моменту. [В онлайн-торговле] эти отношения пока складываются. С одной стороны, нельзя не замечать конфликты, которые возникают между участниками этих отношений. С другой — нельзя диктовать, какими они должны быть. Помните историю про тропинки? Нужно посмотреть, как они складываются, а потом асфальтировать, а не наоборот, сначала асфальтировать, а люди будут продолжать ходить по тропинкам.
Вариантов регулирования деятельности маркетплейсов предложено уже несколько. Так, осенью прошлого года группа депутатов внесла в Госдуму поправки, которые среди прочего предлагают ограничить частоту изменения договоров оказания услуг, запретить платформам блокировать личные кабинеты партнеров, запретить продажу собственных торговых марок (СТМ) для компаний с оборотом более 150 млрд руб. и др. Еще один законопроект анонсировали в Совете Федерации, предполагалось, что он запретит маркетплейсам с долей более 25% в определенном регионе открывать новые логистические объекты, введет регулирование комиссии площадок Федеральной антимонопольной службой (ФАС) и др. Но в итоге в Госдуму проект был внесен в другой редакции: среди основных предложений — запретить требовать с покупателя компенсацию за возврат товара, а для крупных площадок — проводить акции без согласия партнеров и брать более 10% за услуги.
— Если говорить о конкретных мерах, то норма, связанная с запретом на частый пересмотр правил взаимодействия с пунктами выдачи заказов или поставщиками, — неработающая конструкция. Те, кто ее предложил, исходят из того, что условия меняются всегда только в интересах платформ, но это происходит, потому что меняется конъюнктура рынка и стоимость сопутствующих услуг. Представьте, что вам сказали, что вы один раз в год можете поменять одежду, в этом случае вы будете ориентироваться, наверное, на самый холодный день, который может случиться один-два раза в год, но все остальное время вам придется носить эту одежду. Это таким же образом выглядит и в регулировании платформ. Если вам говорят, что в следующие 365 дней у вас не будет возможности поменять правила, то вы закладываетесь на самые невероятные последствия, которые, может быть, и не наступят и которых нет в настоящий момент. Это ухудшит условия в моменте для всех сторон.
По словам Шаронова, важно, чтобы потенциальное регулирование было сбалансированным и не вводило необоснованных ограничений, потому что они могут способствовать «частичному уходу покупателей из онлайна и перетоку продавцов в серые каналы продажи, что может спровоцировать рост контрафактной продукции и нерегулируемого оборота товаров».
Предложенный запрет на продажу товаров собственных торговых марок, по словам Шаронова, также будет непродуктивным, поскольку задача любой торговой системы, и в офлайне, и в онлайне, — разнообразить ассортимент и получить за счет этого конкурентное преимущество. К «исчезновению определенной категории товаров либо к перекрестному субсидированию», по его словам, может привести и предложение регулировать размер комиссии маркетплейсов.
— В офлайновой торговле сейчас сети, как правило, субсидируют минимальный набор социальных товаров за счет наценок на другие, менее критические. Как человек, который долго проработал в Министерстве экономики, скажу, что регулирование цен — это очень опасный инструмент, который приводит к совершенно неожиданным и непозитивным последствиям. Сейчас надбавка является элементом ценовой конкуренции между платформами. Компаниям стратегически невыгодно максимально увеличивать стоимость услуг, потому что они будут смотреться менее привлекательно по сравнению со своими конкурентами.
В начале года ФАС признала Wildberries и Ozon коллективно доминирующими, посчитав, что вместе они занимают более 80% на рынке. Шаронов говорит, что не видел расчетов, чтобы оценить их корректность.
— Могу сослаться на аналитику, которая есть на рынке, по которой Wildberries и Ozon занимают 80-процентную долю в общем количестве заказов. Но, если говорить об объемах торговли, то доля этих двух компаний еще не достигла 50%. Да, они являются самыми большими, но есть еще игроки, которые растут быстрыми темпами и будут развивать конкуренцию.
По его словам, ассоциация не намерена пытаться влиять на позицию ФАС, но «будет стимулировать появление независимых оценок рынка». Шаронов уверен, что сейчас нет потребителей, которые эксклюзивно пользуются только офлайн-магазинами или только онлайн, поэтому «оценка рынка выглядит сложной задачей».
— С точки зрения покупателя, это один и тот же рынок, на котором движутся идентичные товары, которые можно купить либо офлайн, либо онлайн. Причем часто это соседние двери: пункт выдачи заказов и магазин, что еще больше усложняет оценку рынка маркетплейсов. Пусть потребитель голосует ногами и кошельком, а не регулятор или участники ассоциации.
Как подчеркивает Шаронов, у физических магазинов и цифровых платформ разные бизнес-модели: последние предлагают несопоставимо более богатый выбор товаров по сравнению с любым, самым большим офлайн-ретейлером. Но платформа не может контролировать качество товара, так как не владеет им, а торговая точка офлайн за него отвечает. В онлайне не всегда есть товар в наличии, и эта проблема тоже лежит вне компетенции платформы (продавец не поставил товар, его нет на складе и т.д.), в офлайне это невозможно. Кроме того, когда потребитель заказывает доставку из офлайн-сети, для него это воспринимается как онлайн-покупка, что еще больше усложняет оценку рынка.
— При оценке размера компании или рынка в первую очередь смотрят на объем транзакций, оборот. Не так важно, сколько штук вы продали, важно, сколько вы выручили денег и какой налог заплатили.
Сам Шаронов, по его словам, все больше покупает онлайн: «Раньше меня волновало качество, считал, что приду и выберу тот товар, который мне нравится на ощупь, особенно если речь шла о продуктах питания, которые мы все покупаем гораздо чаще, чем остальное. Теперь перестал бояться, что, например, скоропортящуюся продукцию привезут плохого качества. Сейчас онлайн может привезти очень хорошую продукцию, и это не удача, а правило».
Шаронов считает основной причиной роста внимания к маркетплейсам то, что объем онлайн-торговли быстро растет, их модель бизнеса не похожа на модель исторически существующих игроков. Роль также играют периодически возникающие споры и конфликты с пунктами выдачи заказов, клиентами.
— На мой взгляд, к сожалению, если возникает какая-то проблема, у регуляторов появляется идея запретить что-то или резко ограничить. Но вся экономическая история показывает, что такие действия обычно приводят к тому, что процессы переходят из открытой в латентную форму, скрытую. То есть мы не лечим проблему, а загоняем под ковер.
Он подчеркнул, что компании ассоциации не против регулирования своей деятельности, но хотят убедить власти в необходимости «разумного сочетания регулирования и саморегулирования».
— Были конфликты с пунктами выдачи заказов, недовольство от разных игроков. Это не повод сразу принимать закон и ставить жирные запрещающие знаки, но повод обсуждать потенциальный компромисс, что можно продолжать регулировать без закона, а что — нельзя. Такой выбор имеет большой смысл, потому что законы регулярно менять как минимум сложно, а правила саморегулирования — более гибкая конструкция. Но любое регулирование или саморегулирование должно защищать интересы всех сторон. Сейчас конструкция выглядит так, что есть большие могущественные платформы и маленькие слабые продавцы. Отчасти это справедливо. Рыночная сила платформ несопоставима со среднестатистическим поставщиком. Но законопроект должен в том числе защитить платформы от недобросовестного поведения поставщиков.
Ассоциация цифровых платформ, по словам Шаронова, намерена продвигать предложения, связанные с трудовой миграцией, решать вопрос с платформенной занятостью, развивать цифровые платформы как налоговых агентов в тех бизнес-моделях, где это возможно. Он пояснил, что люди, которые работают через платформу, находятся в специфических отношениях, которые не так хорошо описаны в законодательстве.
— Отношения между поставщиком и платформой нельзя квалифицировать как трудовые, это особый тип. Здесь у обеих сторон есть потребность в регулировании, защите прав исполнителей, которые пользуются услугами платформ, и защите платформ, которые в каком-то смысле могут страдать от недобросовестного поведения этих людей. Видел, что Европейский союз тоже готовит законопроект для легализации отношений в платформенной занятости и они определяют эти отношения как ситуацию, когда платформа может влиять на режим и график работы. Это уже именно трудовые отношения, которые порождают обязательства со стороны платформы по социальным выплатам, отпускам, больничным и т.д. Но этого может и не быть, особенно если речь идет о продаже услуг на платформе. Там чаще всего у исполнителя гибкий график, который он сам выбирает, платформа оказывает информационную услугу, это площадка, где встречаются заказчик и исполнитель/продавец услуги со своими отношениями. То есть с водителем такси и занятым на складе, где хранятся товары продавцов платформы, устанавливаются разные отношения, и они должны быть юридически описаны по-разному.
По поводу дискуссии о том, что маркетплейсы переманивают рабочую силу из других отраслей, Андрей Шаронов указал, что, если работники ищут более высокооплачиваемое место, это нормальная реакция.
— Базовая проблема — это общий недостаток рабочей силы. Она заставляет традиционных работодателей задуматься о том, как удержать людей. Для экономики это хорошо, потому что работодатели начинают думать, как им обойтись меньшим количеством людей, а это шаг в сторону автоматизации, с чем у нас очень нехорошо в стране. Кроме того, это заставляет платить людям больше, менять их условия труда на более приличные. С точки зрения и государства, и наемных работников — это положительные тенденции. С точки зрения страдающих отраслей — болезненно, как минимум приведет к дополнительным издержкам, но надеюсь, что это краткосрочные издержки или, правильнее сказать, инвестиции: либо в автоматизацию, либо в повышение производительности труда, либо в пересмотр вознаграждения. Но все это элементы прогресса.
В конце прошлого года пять крупнейших маркетплейсов — Wildberries, Ozon, Avito, «Яндекс» и «СберМаркет» — создали Ассоциацию цифровых платформ, ее председателем наблюдательного совета стал Андрей Шаронов. В беседе с РБК он рассуждает, кто и как должен регулировать торговые площадки и о причинах внимания властей к ним.
Несколько источников РБК рассказывали, что изменения правил игры для маркетплейсов лоббируют в том числе представители традиционной розницы. Их аргумент — «выравнять правила игры для всех участников торгового рынка», поскольку «классические» магазины регулируются уже долгие годы законом «О торговле», а торговые онлайн-площадки «фактически вне правового поля».
— Я осторожно отношусь к конспирологическим теориям. У меня нет никакой информации, чтобы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу. Но, например, «Магнит» в прошлом году купил агрегатора KazanExpress, то есть традиционный ретейл тоже идет в онлайн-торговлю, поэтому нельзя сказать, что он категорически за запрет. В целом онлайн отъедает у офлайна часть рынка. Это заметная угроза. Наверное, решение офлайн-ретейлеров выходить в онлайн — это следствие того, как этот сегмент растет. Но смысл законодательного акта, как помню еще из студенческих времен, в том, чтобы закреплять общественные отношения, которые сложились к этому моменту. [В онлайн-торговле] эти отношения пока складываются. С одной стороны, нельзя не замечать конфликты, которые возникают между участниками этих отношений. С другой — нельзя диктовать, какими они должны быть. Помните историю про тропинки? Нужно посмотреть, как они складываются, а потом асфальтировать, а не наоборот, сначала асфальтировать, а люди будут продолжать ходить по тропинкам.
Вариантов регулирования деятельности маркетплейсов предложено уже несколько. Так, осенью прошлого года группа депутатов внесла в Госдуму поправки, которые среди прочего предлагают ограничить частоту изменения договоров оказания услуг, запретить платформам блокировать личные кабинеты партнеров, запретить продажу собственных торговых марок (СТМ) для компаний с оборотом более 150 млрд руб. и др. Еще один законопроект анонсировали в Совете Федерации, предполагалось, что он запретит маркетплейсам с долей более 25% в определенном регионе открывать новые логистические объекты, введет регулирование комиссии площадок Федеральной антимонопольной службой (ФАС) и др. Но в итоге в Госдуму проект был внесен в другой редакции: среди основных предложений — запретить требовать с покупателя компенсацию за возврат товара, а для крупных площадок — проводить акции без согласия партнеров и брать более 10% за услуги.
— Если говорить о конкретных мерах, то норма, связанная с запретом на частый пересмотр правил взаимодействия с пунктами выдачи заказов или поставщиками, — неработающая конструкция. Те, кто ее предложил, исходят из того, что условия меняются всегда только в интересах платформ, но это происходит, потому что меняется конъюнктура рынка и стоимость сопутствующих услуг. Представьте, что вам сказали, что вы один раз в год можете поменять одежду, в этом случае вы будете ориентироваться, наверное, на самый холодный день, который может случиться один-два раза в год, но все остальное время вам придется носить эту одежду. Это таким же образом выглядит и в регулировании платформ. Если вам говорят, что в следующие 365 дней у вас не будет возможности поменять правила, то вы закладываетесь на самые невероятные последствия, которые, может быть, и не наступят и которых нет в настоящий момент. Это ухудшит условия в моменте для всех сторон.
По словам Шаронова, важно, чтобы потенциальное регулирование было сбалансированным и не вводило необоснованных ограничений, потому что они могут способствовать «частичному уходу покупателей из онлайна и перетоку продавцов в серые каналы продажи, что может спровоцировать рост контрафактной продукции и нерегулируемого оборота товаров».
Предложенный запрет на продажу товаров собственных торговых марок, по словам Шаронова, также будет непродуктивным, поскольку задача любой торговой системы, и в офлайне, и в онлайне, — разнообразить ассортимент и получить за счет этого конкурентное преимущество. К «исчезновению определенной категории товаров либо к перекрестному субсидированию», по его словам, может привести и предложение регулировать размер комиссии маркетплейсов.
— В офлайновой торговле сейчас сети, как правило, субсидируют минимальный набор социальных товаров за счет наценок на другие, менее критические. Как человек, который долго проработал в Министерстве экономики, скажу, что регулирование цен — это очень опасный инструмент, который приводит к совершенно неожиданным и непозитивным последствиям. Сейчас надбавка является элементом ценовой конкуренции между платформами. Компаниям стратегически невыгодно максимально увеличивать стоимость услуг, потому что они будут смотреться менее привлекательно по сравнению со своими конкурентами.
В начале года ФАС признала Wildberries и Ozon коллективно доминирующими, посчитав, что вместе они занимают более 80% на рынке. Шаронов говорит, что не видел расчетов, чтобы оценить их корректность.
— Могу сослаться на аналитику, которая есть на рынке, по которой Wildberries и Ozon занимают 80-процентную долю в общем количестве заказов. Но, если говорить об объемах торговли, то доля этих двух компаний еще не достигла 50%. Да, они являются самыми большими, но есть еще игроки, которые растут быстрыми темпами и будут развивать конкуренцию.
По его словам, ассоциация не намерена пытаться влиять на позицию ФАС, но «будет стимулировать появление независимых оценок рынка». Шаронов уверен, что сейчас нет потребителей, которые эксклюзивно пользуются только офлайн-магазинами или только онлайн, поэтому «оценка рынка выглядит сложной задачей».
— С точки зрения покупателя, это один и тот же рынок, на котором движутся идентичные товары, которые можно купить либо офлайн, либо онлайн. Причем часто это соседние двери: пункт выдачи заказов и магазин, что еще больше усложняет оценку рынка маркетплейсов. Пусть потребитель голосует ногами и кошельком, а не регулятор или участники ассоциации.
Как подчеркивает Шаронов, у физических магазинов и цифровых платформ разные бизнес-модели: последние предлагают несопоставимо более богатый выбор товаров по сравнению с любым, самым большим офлайн-ретейлером. Но платформа не может контролировать качество товара, так как не владеет им, а торговая точка офлайн за него отвечает. В онлайне не всегда есть товар в наличии, и эта проблема тоже лежит вне компетенции платформы (продавец не поставил товар, его нет на складе и т.д.), в офлайне это невозможно. Кроме того, когда потребитель заказывает доставку из офлайн-сети, для него это воспринимается как онлайн-покупка, что еще больше усложняет оценку рынка.
— При оценке размера компании или рынка в первую очередь смотрят на объем транзакций, оборот. Не так важно, сколько штук вы продали, важно, сколько вы выручили денег и какой налог заплатили.
Сам Шаронов, по его словам, все больше покупает онлайн: «Раньше меня волновало качество, считал, что приду и выберу тот товар, который мне нравится на ощупь, особенно если речь шла о продуктах питания, которые мы все покупаем гораздо чаще, чем остальное. Теперь перестал бояться, что, например, скоропортящуюся продукцию привезут плохого качества. Сейчас онлайн может привезти очень хорошую продукцию, и это не удача, а правило».
Шаронов считает основной причиной роста внимания к маркетплейсам то, что объем онлайн-торговли быстро растет, их модель бизнеса не похожа на модель исторически существующих игроков. Роль также играют периодически возникающие споры и конфликты с пунктами выдачи заказов, клиентами.
— На мой взгляд, к сожалению, если возникает какая-то проблема, у регуляторов появляется идея запретить что-то или резко ограничить. Но вся экономическая история показывает, что такие действия обычно приводят к тому, что процессы переходят из открытой в латентную форму, скрытую. То есть мы не лечим проблему, а загоняем под ковер.
Он подчеркнул, что компании ассоциации не против регулирования своей деятельности, но хотят убедить власти в необходимости «разумного сочетания регулирования и саморегулирования».
— Были конфликты с пунктами выдачи заказов, недовольство от разных игроков. Это не повод сразу принимать закон и ставить жирные запрещающие знаки, но повод обсуждать потенциальный компромисс, что можно продолжать регулировать без закона, а что — нельзя. Такой выбор имеет большой смысл, потому что законы регулярно менять как минимум сложно, а правила саморегулирования — более гибкая конструкция. Но любое регулирование или саморегулирование должно защищать интересы всех сторон. Сейчас конструкция выглядит так, что есть большие могущественные платформы и маленькие слабые продавцы. Отчасти это справедливо. Рыночная сила платформ несопоставима со среднестатистическим поставщиком. Но законопроект должен в том числе защитить платформы от недобросовестного поведения поставщиков.
Ассоциация цифровых платформ, по словам Шаронова, намерена продвигать предложения, связанные с трудовой миграцией, решать вопрос с платформенной занятостью, развивать цифровые платформы как налоговых агентов в тех бизнес-моделях, где это возможно. Он пояснил, что люди, которые работают через платформу, находятся в специфических отношениях, которые не так хорошо описаны в законодательстве.
— Отношения между поставщиком и платформой нельзя квалифицировать как трудовые, это особый тип. Здесь у обеих сторон есть потребность в регулировании, защите прав исполнителей, которые пользуются услугами платформ, и защите платформ, которые в каком-то смысле могут страдать от недобросовестного поведения этих людей. Видел, что Европейский союз тоже готовит законопроект для легализации отношений в платформенной занятости и они определяют эти отношения как ситуацию, когда платформа может влиять на режим и график работы. Это уже именно трудовые отношения, которые порождают обязательства со стороны платформы по социальным выплатам, отпускам, больничным и т.д. Но этого может и не быть, особенно если речь идет о продаже услуг на платформе. Там чаще всего у исполнителя гибкий график, который он сам выбирает, платформа оказывает информационную услугу, это площадка, где встречаются заказчик и исполнитель/продавец услуги со своими отношениями. То есть с водителем такси и занятым на складе, где хранятся товары продавцов платформы, устанавливаются разные отношения, и они должны быть юридически описаны по-разному.
По поводу дискуссии о том, что маркетплейсы переманивают рабочую силу из других отраслей, Андрей Шаронов указал, что, если работники ищут более высокооплачиваемое место, это нормальная реакция.
— Базовая проблема — это общий недостаток рабочей силы. Она заставляет традиционных работодателей задуматься о том, как удержать людей. Для экономики это хорошо, потому что работодатели начинают думать, как им обойтись меньшим количеством людей, а это шаг в сторону автоматизации, с чем у нас очень нехорошо в стране. Кроме того, это заставляет платить людям больше, менять их условия труда на более приличные. С точки зрения и государства, и наемных работников — это положительные тенденции. С точки зрения страдающих отраслей — болезненно, как минимум приведет к дополнительным издержкам, но надеюсь, что это краткосрочные издержки или, правильнее сказать, инвестиции: либо в автоматизацию, либо в повышение производительности труда, либо в пересмотр вознаграждения. Но все это элементы прогресса.